Искусственный интеллект

От  насилья и паскудства,

Миль пардон за диалект,

Очень важен для искусства

Стал сегодня интеллект.

Все искусства в чёрном теле.

Миром правит  троглодит.

Нету Сандров Боттичелли,

Ну, и прочих Афродит.

Без искусства недалече

До губительных проказ…

Воевода, кликнув вече,

Дал бездумному наказ.

Говорит, кончай  беспечно

Думы думать наобум!

Мы в себе должны навечно

Возродить искусный ум!

Бросить пить,  ругаться матом,

Создавать активный  фон,

Биться вновь за мирный атом

И безъядерный айфон.

Чтобы в каждый дом Джаконду,

И чтоб свет был у людей!

Ну, а он освоит фонды,

Как когда-то Фарадей.

Повторять не надо дважды!

Отстоим Отчизны честь!

Настрогаем Караваджей,

Если надо, скажем – есть!

Как обычно, на удачу,

Слепим Данте и Гюго!

Правда, есть одна задача -

Неизвестно  из чего.

В силиконовой  долине

Тешит разум силикон,

А у нас помимо глины

Нет такого испокон.

Мы на зимние дороги

Весь истратили песок,

Так что новые Ван Гоги

Будут, видно, из досок.

Посвистали дровосеков,

Охранителей древес,

Чтобы быстро из сусеков

Раздобыли нужный лес.

Но сказали дровосеки,

Пал последний потуша,

Что сгорели все сусеки

Нету леса ни  шиша.

Тут к виску приставишь дуло,

Если под гору дела,

Но на ум приходит Тула,

Тулулула,  тулула …

Коль под молотом кузнечным

Не лишилась  жизни вша,

То освоить разум вечный

Сможет разве что Левша.

В глубине старинной башни

Древнетульского кремля

Найден был Левша по кашлю,

С ним подкованная тля.

Был он хмур и озабочен,

Видно встал не с той ноги,

Но  приказ был строг и точен -

Надо, Лёва, помоги.

В Грибоедове и Глинке

Вновь нуждается страна,

А для Глинки есть суглинки

И немного чугуна.

Разум нужен воеводе

По желанию людей,

Чтобы он, назло природе,

Умным был  как Фарадей.

Чтобы стал он меценатом,

Разогнал чтоб с неба смог,

И ещё, чтоб мирный атом

Применить для дела смог.

Чтоб картины и сонеты

Научился он писать,

И питьё, раз воли нету,

Постепенно стал бросать.

К тому времени немолод

Был простуженный Левша.

Взяв заветный старый  молот,

Начал дело не спеша.

В результате он подкову

Отковал и три гвоздя,

И с согласия людского    

Подковал ей ум вождя.

Говорит, теперь  импланты,

Разверзая небеса,

Породят в тебе таланты

И другие чудеса.

Будешь ты теперь подкован,

Хоть о чём тебя спроси,

Будешь весь опубликован

За пределами Руси.

Ни на суше, ни на море,

Не расстроит ум подвой,
От него не будет горя,
Потому что ум не твой!

Но увидеть сможешь млечный

Путь в заоблачной глуши

Правда, будет ум не вечным

При отсутствии души.

От подковы воеводы

Думы ходят косяком.

Он теперь,  как непогода,

Сильно пахнет шашлыком…

Темя возле колорода*,

Электричеством искрит,

И подвластному народу

Он о вечном говорит.

А Левша ушёл со вшою.

Вновь подальше от людей.

Наш народ силён душою,

Что нам этот  Фарадей.

Мы, заветам старым  вторя,

Поспешаем не спеша.

И своим умом без горя
Крепнет русская душа.

*Колород –(славянск.) энергетическая точка на темени человека

 

Тоска в Тоскане

Пасмурно, грустно, тоскливо в Тоскане,

Пеплом засыпан потухший вулкан.

Бури теперь разве только в стакане,

Что, характерно, и то у тоскан.

В этих краях раньше жили этруски,

Судя по записям их повитух,

Здесь и сейчас много селится русских

И по ноздрям крепко бьёт русский дух.

В диком похмелье у зябнувших в  бризе

И озабоченных граждан мигрень, -

Символ фаллический, в городе Пизе,

Каждое утро стоит набекрень.

Символ с годами слабей и безвольней,

Кто понимает, о чём идёт речь…

Все, кому дорог наклон колокольни,

Много дают, чтоб его уберечь.

В ход уж идут технологии нано,

Чтобы точь-в-точь, чтоб ни на волосок…

Но, из этрусков, Пизано Бонанно

Строил как мы, на авось, на глазок.

Верхний конец у его вертикали,

Словно по замыслу русской души,

Как бы Бонанну не рукоплескали,

Не достаёт до её точки джи.

Этот венец, даже сдвинувшись набок,

Не обуздал вертикальный отвес,

Не вдохновил душ заждавшихся бабок,

Ну, а тем более, юных невест.

Площадь чудес. Чудеса в Зазеркалье

Душам этрусков привычно творить.   

И покосившейся их вертикалью

Больше уже не удовлетворить.  

 

 

Генеральская дочка

Для мужчины нет хуже удела,

Когда жизни кончается нить,

В тот момент, когда кончено дело

Кто-то скажет: «Пора уходить».

Когда он собирался на лаврах

Отдохнуть от мирского труда,

А ему намекнули, что мавры,

Кончив дело, уходят всегда.

К тому времени стали непрочны

Узы брака и выше стена,

Что возводит старательно ночью,

В общем ложе его же жена.

Нет нужды в его твёрдой опоре -

До краёв  уж полны закрома,

И никто не сочувствует в горе,

В его горе, его же ума.

Он владел, и мечом, и оралом,

Презирал, и людей, и молву.

Он в душе уже был генералом

И им быть не хотел наяву.

Открывая далёкие страны,

Покоряя чужие моря,

Он не думал, что может быть странным,

Если всё это делал он зря.

А теперь уже мало на свете,

Что согреет соблазнами ночь,

Хорошо, если есть на примете

Где-то там генеральская дочь… 

ШАМАН

Нет повести, наверное, чудесней,

А если есть, то все наперечёт,

Когда меняет чью-то  жизнь кудесник

Или какой заезжий звездочёт.

Мы помним Шамаханскую царицу,

Мы помним старовера женишка,

Как царь царицей не хотел делиться

И принял смерть за то от петушка.

За это всё родные чародеи,

С момента понуждения Руси

Уверовать в заветы иудеев,

Гонимы ими ой, ты, гой еси!

Но не спалил ещё Горыныч винный

Таинственной, истерзанной души.

И нарождает наш народ глубинный

Волшебников в заснеженной глуши.

А времена теперь, что время оно,

Согласно злой общественной молве...

Царят себе у нас одни дадоны

И даже есть такие во главе…

Глубинный люд имеет повод злиться,

Кончаются ржаные сухари,

Ну, а дадоны не хотят делиться,

Зачем тогда ему государи.

И потому для общей терапии,

Припрятав петушка в пустой карман,

По параллелям прямо с Якутии

К дадонам с бубном двинулся шаман.

Он знал, что шамаханские царицы

Желают вечно править во дворцах,

А у царей всегда, как говорится,
Вся сила в яйцах, но в златых ларцах.

А он научит просто веселиться.

Настанет в душах их переворот,

И захотят дадоны поделиться,

И захрустит баранками народ…

Но сдали крести вместо нужных бубен,

Не вышло с ним весёлого стишка.

Из темноты ударил первым в бубен

Какой-то чёрт ему исподтишка.

Он опрокинулся козырною десяткой

Колоды карт рассыпанной таро,

И обещал им краковяк вприсядку,

Железное, стальное болеро…

А  тайный груз тем временем  в кармане,

Расправив незаметно гребешок,

Незримо вылез и исчез в тумане

Из глухарей бойцовый петушок.

Он двинулся не глядя, на удачу.

Не замечая, ни ночей, ни дней,

С одною целью - выполнить задачу -

Кого-то клюнуть в темя побольней…

Про петушка, конечно, небылица.

Но люди чтят заветные стишки,

И средь  дадонов, в нынешних столицах,

Как говорят, сплошные петушки…

ХАДЖ

Ну, вот и всё, я, наверное, видел

То, что  когда-то увидеть хотел.

Долги простив, тем, кого я обидел,

Я, бросив всё, в Тель-Авив улетел.

Там, у истока моей одиссеи,

Мне договор принесли подписать,

Что обязуюсь далёкой Рассеи,

Способом старым, у них не спасать.

Их пожеланьям осмысленно вторя

Я, как манящий к сожительству краб,

Правой клешёй отдохнувши на Торе,

Им побожился, что я не араб.

Мысли сплетая о боге едином,

Он ведь обычно у нас триедин,

Я, притворившись Ходжой Насреддином,

Тайно прошёл средь чужих палестин.

Там я, вокруг себя доброе сея,

Так же как сеял его Царь Царей,

Мирно бродя по следам Моисея

Вдруг очутился средь Мертвых морей.

Если босым ты идёшь и в исподнем,

То, приближаясь к усопшей воде,

Можешь попробовать жар преисподней, 

И как живётся на сковороде.

Там, по ночам только, моются черти,

Там вам откроется страшный секрет –

В этих морях много признаков нефти

Только вот нефти в помине там нет.

Есть ложка дёгтя  средь моря елея.

Это поймёшь ты, лишь став размокать,

Местные воды всё время мелеют…

Я ни на что не хочу намекать.

Но ад и рай без сравнения куцы,

Как кое-что, хоть и не продолжай…

В местном раю ортодоксы в кибуцах

Преумножают нам свой урожай.

Здесь я отрёкся от пьянства и лени,

Кто ж будет пить в преисподней среде,

Чуть подлечив для похода колени,

Я поспешил к Вифлеемской звезде.

Там, говорят, в очень тёмной пещере

Начал отсчёт новый наш календарь,

Там луч звезды, словно перст акушера,

Нам указал, где рождён Государь.

Я причастился в божественном свете,

Здесь уже больше священных светил,

И у себя, всё, что можно на свете,

Пользуясь случаем, я освятил.

Вдруг, среди блеска сияющей ризы,

Что-то знакомое нам испокон…

Мне улыбнулось лицо Моны Лизы

Но только девичье, с местных икон.

Присная дева, в младенчестве Маша…

Ей только дюжина минула лет…

Мать православная, русская, наша!

Землю свою охраняет от бед.

Аж прослезился… для бодрости кофе…

С новыми силами дальше иду.

Чувствую, что приближаюсь к Голгофе,

Где вознесусь, или где пропаду.

Мысленно в муках решаю задачу

И вспоминаю дом брошенный свой…

Тут замечаю, что снова я плачу

И в чью-то стену стучусь головой.

Шапочку вот приспособил для вида.

Я и не думал, что здесь окажусь.

Вместо крестов, всюду звёзды Давида…

Что тут поделать, сливаюсь, кажусь.

Снова заныли в коленях мениски,

Снова забрезжил с утра перепой…

Я от обиженных сунул записки

И отвернулся знакомой тропой.

Ношу свою из грехов к райским кущам

Стало мне легче тропою нести.

Только захочет ли вот Вездесущий

В райские кущи меня вознести.

Ну, вот и гроб, вот и вечер весенний.

«Ты для себя ничего не проси», -

Главная заповедь для воскресенья.

Ну, Всемогущий, давай, возноси!

Вот уже делят огонь благодатный…

Я позабыл, что могу говорить…

Грек из кувуклии, малость поддатый,

Так и не дал мне с огня прикурить.

Он мне так ласково всё подытожил,

Руку на голову мне положил,

- Ты – говорит – недостаточно пожил

И не вполне ещё ты заслужил.

Значит, сегодня начну с кальвадоса!

Значит, в субботу в Париже канкан…

Я приложился к могиле Христоса…

Как, интересно, там жив Кукулькан? 

Об уважении и благонамеренности.

Я из границ Отечества пока не уезжаю,

К нему благонамеренность  я сразу изъявлю:

Все отрасли  правительства я сильно уважаю,

А общество судейское, не скрою, что люблю.

Уж год тому, с товарищем наметили мы цели,

Но не хватило времени нам их достичь успеть.

Мы на стезе смирения лишь банк открыть хотели,

Как и другие граждане, решив разбогатеть.

Бумаги мы с напарником готовили заранее,

Чтоб встать в шеренги стройные зажиточных менял.

Мы отродясь не склонные идти на меры крайние.

Я в подтвержденье этого с собой аж паспорт взял.

Я говорил приятелю, что ждут пути тернистые

На заповедном поприще финансовых услуг.

Он сомневался искренне, а нам заслоны выставил

В пути опрятных помыслов кордон народных слуг.

Себя едва умерив, друг, в приливах уважения,

Вести беседы светские товарищ мой мастак,

Сказал: «Раз нету места нам в отрядах услужения,

То в воскресенье вечером мы банк откроем так»…

В судебном заседании судья считала годики,

К ней прокурор заискивал, прося прибавить срок,

А я смотрел, как светится на голове молоденькой

Судьи благонамеренной упрямый завиток.

Я сожалею горестно и слёз  налил немерено, 

Что с другом в деле банковском  мы не учли потерь,   

Что тронули охранника  кастетом, ненамеренно,

За то, что тот, намеренно, мешал открыть нам дверь.

Со всем благопочтением мы выслушали стоя

О чём судья читала нам, листая свой листок,

Но с той поры мне видится и не даёт покоя

Блестящий непокорностью, восставший завиток.

Носки.

В преддверьи праздников весенних,

Чтобы отвлечь вас от тоски,

Удела зим и дней осенних,

Я напою вам про… носки.

Что жаждал рыцарь в драках вязких,

Средь копий, сабель и штыков?

Он жаждал Ордена Подвязки!

Подвязки женственной носков.

Ах, это женское участье

Воспето множеством стихов,

За труд мужской награда – счастье

И пара вязаных  носков.

Я сам ни разу, даже летом,

Срывая розам лепестки,

В пылу сложения куплетов

Не покидал свои носки.

Да, не сраженье и служенье

Сейчас дарует нам успех,

Сложенье нот, стихосложенье…

Носки положены для всех.

Не раз спасли они от стужи,

Когда собраться не успев,

В виду явившегося мужа,

Я удалялся не допев

И не допив вина победы,

Не изрубив врага в куски…

Так вот оттуда наши беды –

Без боя взятые носки.

Когда в окно стучатся янки,

А в двери - прочие враги,

Настал черёд вернуть портянки

И всунуть ноги в сапоги.

Мне снова в путь, к сраженьям ратным,

Белить опасностью виски,

А вам в весенний день обратно

Дарю я с радостью носки.

Друзь

Тяжёлый груз я мерой полной смерил

На избранных и пройденных стезях,

Но каждый день я был в себе уверен

А так же в верных, преданных друзьях.

Мои друзья, кто до поры не спился,

Всё держат данный в юности обет,

И даже тех, кто где-то оступился,

Хранят от боли и нежданных бед.  

И Иисус, в кого мы снова верим,

Спаситель наш и князь других князей,

Враг князя тьмы, нечистого, и зверя,

Он родом вышел тоже из друзей*.

И вот недавно, кто-то с аналоя

Сказать кто именно, сейчас я не берусь,

Нам сообщил, что меченой юлою

Сыграл один небезызвестный  Друзь.

К нему теперь обращены все взоры

У всех друзей душа о нём болит.

И все о нём шестьсот секунд  Невзоров

С экрана нам, как прежде говорит.

Питают вас, мол,  дураков бурдою.

Продажны все за фунты и рубли.

Продажен Крюк, Шавинская с Бурдою

А так же сам Латыпов Нурали.

Чихать хотел он  на чужую веру

Друзю плевать на мощи мертвых тел

Он просто стать хотел миллионером

Вот, в общем, всё, что он себе хотел.

А как же мне с надеждой на нирвану?

В пути я к ней был верою ведом!

Что Божий сын? Теперь и Вассерману

Боюсь, мне будет вериться с трудом.

*Друзы – народность, геном которой был обнаружен на плащанице Христа.

Челяба

На пути молочном хляби,

Как приданье говорит,

Мимо города Челяби

Рассекал метеорит.

В виде солнечной пироги

Он посланником небес,

К нам летел мостить дороги

С поселеньями и  без.

Вся команда на болиде

Тут бывала много раз,

То построит пирамиды,

То откроет нефть и газ,

Ну, а то зальёт Европу,

Если станет не чиста,

А потом, после потопа,

Строит с чистого листа.

Но на том метеорите

С шансонеткою шантан

Увлечённо на иврите

Вёл беседу капитан.

Как случается нередко,

Если ты на перваче,

Ванду, стройную  ранетку,

Подобрали на плече.

С нею он забыл про компас,

Он ослабил тормоза.

Овладели им, как космос,

Шансоньеткины глаза.

Обделённая команда,

Говорила «Не к добру!»

Чтоб себе оставить Ванду,

Он велел идти в Перу.

Там не надо строить БАМа,

Там их всех озолотят,

А индейские вигвамы

Их по-прежнему хотят.

Но едва уняв команду

С Вандой в чувственном бреду,

Капитан, забыв про Анды,

Повернул на Катманду.

От  Непала до Челябы,

Если мерить, три лаптя,

Не взирая на ухабы,

Пронеслись они шутя.

Не почуявши мороза,

Там сибирского обхват

Их двоих разнял бульдозер,

Что пошёл на перехват.

Мы заблудшие пироги

Приземляем  на ура.

И плевали на дороги,

Нам милее трактора.

Капитан со всей командой

Строят БАМ за Ангарой,

А сержант разведки, Ванда,

Носит звание – Герой!