Я полон сил был и любому фору
Давал, надеясь многих пережить,
Доволен был достатком, и прибором,
Мне было что на беды положить.
Но как-то раз мне друг подсунул Тору,
Он с ней, как странно, был уже на «ты»
И я тогда утратил веру в фору,
Прочтя, как ту шинкуют в лоскуты.
В её стихах отпетые злодеи,
А первым был Иуда Маккавей,
Сгоняли римлян в пекло Иудеи
И усекали им азох’н’вэй.
А кто не рад был радостям Иуды,
Кромсать людскую трепетную плоть,
Тех полагалось, по статьям Талмуда,
Камнями бить и головы колоть.
Затем резня весёлых киприотов,
Кромсать людскую трепетную плоть,
Тех полагалось, по статьям Талмуда,
Камнями бить и головы колоть.
Затем резня весёлых киприотов,
Их там пропало тысяч больше ста,
И был ещё один из Кариота,
Который сдал наивного Христа...
Я не питал враждебности к семитам
И не пытался совесть их угрызть,
Но понял я из книг Адама Смита,
Что всеми ими двигала корысть.
Вот взять того, какой из Кариота,
Он был казны Христоса у руля,
Но взял его и продал от чего-то
Всего за жалких тридцать три рубля...
А вот на днях я видел по «Культуре»,
Один из них хотел здесь нашим втолковать,
Что там у них, мол, есть приказ в натуре,
Что если плен, то можно предавать.
Теперь мне мнятся в каждом лики зверя
И вывод мой до неприличья прост –
Я ни во что теперь, почти, не верю,
И не грущу от слова Холокост.
Сторонник я ко сну отходов ранних,
И не суюсь в корыстное кубло...
Но я горжусь своею плотью крайней,
Надеюсь, всем завистникам назло.
Надеюсь, всем завистникам назло.