МУЗЫ

 

 

Я поселился как-то на орбите,
Куда я взмыл с Эвтерпой на плече.
Там и старик в запущенном артрите
Похож на юношу с суставами в хряще.
 
Меня там муза честности лишила,
Что привело к смятению души.
Бывало, ткнёт в известном месте шилом,
Пиши, мол, оперу или в балет пляши.
 
И я писал с отбоя до побудки,
Сил не щадя и не заботясь сном,
И я плясал, как мог, под музы дудки,
Меж ног наездницы прикинувшись седлом.
 
Я расстилался перед ней на пузе,
Я отдавался музе от и до,
Когда она, сплетая нити в узы,
Решила вить на мне своё гнездо.
 
Не стал от этого багаж мой легковесней.
Я храм возвёл для ней, и в крыше сделал люк,
Я с музой стал умнее, но бесчестней,
И подготовил ей резервный трюк.
 
Я разложил у алтаря пачули,
Жасмин и мирру, ладан и сандал,
А муза мне, тот аромат почуяв,
Ожиданно устроила скандал.
 
Она сказала, что ей в храме душно,
Что я для ней - одно большое зло!
Я это всё, «приемля равнодушно»,
Ей люк открыл… И музу унесло…
  
Как только, сбросив с плеч своих обузу,
Я начал пить игристый Совиньон,
Мне ввечеру пришла другая муза
Я, говорит, - Серена Ауньон.
 
Я подарю Вам ноты и куплеты,
Но я сегодня переела слив,
Не разрешите ль в Ваши туалеты?
Я разрешил – та изломала слив.
 
Так видно неба воинство решило,
Верша своё с орбиты ремесло.  
Ушла одна, забрав с собою шило.
Пришла другая, прихватив сверло.
 
Ей видно нюхать фимиам претило
Что с ней случилось там узнай, поди, теперь.
Но и она бесчинства закатила,
В отхожем месте просверлив мне дверь.
 
Её конечно пустота прибрала.
Мне в этом смысле сильно повезло,
Но я теперь не подниму забрало
Средь муз своих, поскольку музы – зло.

И как бы общество меня не порицало,
Я не внемлю премудростям толпы.
Я от уколов взял на грудь зерцала,
А месту нежному взял крепкой скорлупы.

Серена Ауньон - Серена Ауньон-Чанселлор - астронавтка, возможно, причастная к повреждению обшивки русского сектора МКС

СВИНЬЯ В ОВЕЧЬЕЙ ШКУРЕ

 

 

Во время лицемерия умение рядиться
Сравнимо с суеверием, но может пригодиться.
Сливаться с окружением, подобно осьминогу,
Прими к вооружению и дай себе дорогу…
 
Жила в одной семье свиней дочурка с телесами.
Их прикрывала ей на ней пижама с полосами.
Еды в семье полным-полно, но надо ж так случиться,  
Что стадо всё истреблено немецкою волчицей.
 
Забудешь имя, отчество, запив былое водкой.
Оставшись в одиночестве, задумалась молодка…
Хряков ей жалко и свиней, но жить и дальше надо,
И мысль забрезжила у ней - искать другое стадо.
 
Любителей елейного в то время в междуречье
Паслось, как вожделение, сообщество овечье,
Но, сберегая лебеду и сладкую душицу,
Те не хотели на беду ни с кем почти дружиться.
 
Она им  - Это, как его… я к вам хочу прибиться,
Мол, не осталось никого, от рук одной убийцы…
Мол, вы б слыхали поросят, как те визжат от раны…
А овцы слушать не хотят, ну, что с них взять – бараны.
 
Она тогда – Я сил полна, в мозгу кипят идеи…
Я вся сплошная ветчина! А те – мы иудеи…
Едим душицу с лебедой и жизнь проводим кротко
Не одержимы мы враждой, но не хотим сиротку.
 
Свинья отару тех овец избегала кругами,
Но брешь пробита, наконец, среди голов с рогами.
Ей удалось их взять на понт, едва скрывая злобу,
Известным жестом Rotе Front, и полосатой робой.
 
Известно, раны той войны ещё болят у многих.
Нет преднамеренной вины в семействе полорогих.
И пусть вторжение в семью их нарушало Госты,  
Те овцы приняли свинью как жертву холокоста.
 
Любая жертва, как всегда, потребует вниманья.
Еда - душица, лебеда - влекут непониманье.
Что свиньям надо – трюфеля и развлеченья спьяну,
И в результате вуаля – изрыты все поляны.
 
Когда питания в обрез, тогда сужденья резки.
Власть забирает хлеборез из общей хлеборезки.
Он в этот именно момент закручивает гайки,
Чтоб сократить ассортимент, до ежедневной пайки.
 
Свинья сказала, что, мол, я с геномом человечьим,
И что, мол, именно свинья ему дарует печень.
Ну, а поскольку человек – вершина мирозданья,
То я возглавлю вас на век, послушные созданья!
 
А мне за это, мол, дворец – отдельную кошару!
Раз я творения венец, мне трюфелей на шару,
А с нерадивых - шерсти клок, костей, курдючье сало,
И пистолет мне марки Глок, от мстительных вассалов.
 
Бараны в крик, кто при рогах, - Откуда полномочья?
Свинья в ответ, увы и ах, явила зубы волчьи.
Потом уже, как слышал я, внимая им за чаркой
Была дебелая свинья немецкою овчаркой.
 
Но иудеям Голиаф в бою известен с Давой
И те, овчарку заказав, позвали волкодава…
Вот так сообщество Моссад, в защиту тех, кто кроток,
Освобождает райский сад от вражеских «сироток».